Человек, рассказавший нам свою историю, попросил не называть его, но это и не важно. В общежитии, которое в середине прошлого века располагалось в стене Троице-Сергиевой лавры, он жил далеко не один. Скажем только, что родился наш герой в 1954 году и прожил в том общежитии первые 7 лет. Его мама была медсестрой, папа — милиционером, а комната их располагалась в Сушильной башне.
В те годы Святые врата монастыря открывались только на большие церковные праздники. Зато соседние транспортные ворота не закрывались, и через них по старой булыжной мостовой в монастырь ходили рейсовые автобусы, заезжали автомобили и гужевой транспорт. На территории росли невысокие ели. Благоустройства как такового не было — люди передвигались по вытоптанным в траве тропинкам.
Входом в Сушильную башню служило деревянное крыльцо, пристроенное со двора. Поднявшись по высокой лестнице, гражданин попадал в небольшой коридорчик, куда выходили двери нескольких жилых комнат. Оттуда же начинался длинный коридор, как в обычном общежитии, ведущий вдоль восточной стены в направлении Уточьей башни. Большая часть восточной стены монастыря была поделена на несколько секций с отдельными крыльцами. Внутри с одной стороны коридора через древние бойницы открывался вид на площадь. С другой располагались длинные узкие комнаты, разделённые тонкими деревянными перегородками со встроенными печками. Через тонкие стенки, оклеенные обоями, во всех подробностях прослушивалась соседская жизнь. Санузел имелся в каждой секции, но один на всех её обитателей.
Нормальным жильём, как вспоминает наш герой, назвать это было сложно. У одной стены в их комнате стояла полуторная кровать родителей, рядом — диван и маленький столик. Небольшое, но глубокое окно в каменной стене служило полкой. Еду готовили на двух конфорках, встроенных в дровяную печь. Иногда для тех же целей пользовались электрической плиткой. У соседей условия были не лучше. Разве что одной многодетной семье с тремя детьми дали комнату попросторнее. А ещё у тех имелся новый телевизор КВН, смотреть который собиралась вся местная детвора.
Общежитие, насколько помнит наш герой, существовало дружно, хотя среди соседей люди были самые разные. До возведения «хрущёвок» в Загорске критически не хватало жилья — горожан селили везде, где удавалось создать минимальные условия. В монастырской стене муниципалитет мог дать комнату и ветерану войны, и молодому заводскому специалисту, и бывшему уголовнику, прибывшему из-за «101-го километра». Лаврские монахи в те же годы селились отдельно — в западной стене монастыря. Они держались обособленно и в церковные праздники, бывало, угощали детей конфетами.
Родители нашего героя были верующими. Сам он хорошо запомнил большие скопления народа на Пасху, столпотворение машин на площади и в арке транспортных ворот. Ему тогда казалось, что в Лавру приехали люди со всего мира.
Из детских развлечений в памяти остались только зимние катания с длинной ледяной горки, которая начиналась от Святых врат и тянулась до церкви Параскевы Пятницы. Внутри у стены-общежития детской площадки не было, и малышня занимала себя, чем могла. Когда родители уходили на ночные дежурства, отдавали сына в круглосуточный детский сад. Учреждение располагалось на месте нынешнего пустыря возле Дома художника. В 1961 году наш герой с родителями переехал в одну из новостроек в 25-м квартале.
После возвращения Московской патриархии лаврских построек в середине 1950-х там началось возведение первых многоквартирных домов для расселения проживающих в монастырских стенах. Первые две пятиэтажки с высокими потолками и просторными квартирами построили на средства Лавры — так называемый «поповский квартал». Остальные строил муниципалитет. В один из таких муниципальных домов поселили и семью нашего героя. Вскоре он пошёл в первый класс общеобразовательной школы и с тех пор больше никогда не бывал в лаврской стене.
Добавить комментарий